Аркадий Адамов - Идет розыск [Полный вариант]

– Во-первых, – сухо произнес Виталий, – как легко догадаться, вы арестованы. И перед вами сейчас не ваши дружки, Бобриков или Витик-Шпунтик, то есть Коменков, а инспектор уголовного розыска, старший лейтенант Лосев. Поэтому прошу сесть, как положено в такой ситуации.

Неизвестно, что произвело на Шанина большее впечатление, официальное напоминание Лосева об аресте или его проявившаяся вдруг осведомленность, но Дима требование Лосева выполнил, снисходительно пожав при этом плечами.

А Виталий сказал все это спокойно, даже как-то буднично и совсем не враждебно. Он еще искал нужную интонацию для предстоящего допроса. Можно было сразу же попробовать запутать, подавить этого парня, явно еще зеленого и неопытного, чтобы заставить его разговориться. А можно было его разозлить, раздразнить, и в какой-то момент он наверняка потеряет контроль над собой, «заведется» и, конечно же, проговорится. Но был и третий путь – заставить этого парня задуматься, здраво оценить ситуацию, в которую он попал, и выбрать ту линию поведения, которая сейчас выгоднее всего для него. Но вот способен ли Шанин сейчас задуматься, в этом Виталий не был уверен. Парень-то был лишь чуть-чуть знаком, только по его поведению в бухгалтерии, да и то со слов Риты, и еще по каким-то отдельным словечкам там, в Лялюшках, во дворе Свиридова, сообщенным Пенкиным, наконец, по тому, как он вел себя в момент схватки на даче, как растерялся, как неумело и неуверенно пытался сопротивляться. Эх, почему только первым шел к машине он, а не убийца Смоляков со своим ножом! Но эта досадливая мысль, сейчас лишь отвлекавшая и совсем неуместная, промелькнула в голове Виталия мгновенно и тут же исчезла. Что было, то было. А сейчас перед ним сидел Шанин, и известно о нем совсем мало. И потому Виталий вовсе не был уверен, сумеет ли этот парень задуматься, серьезно и здраво оценить опасную ситуацию, в которую попал. Хотя Виталий никакой симпатии к нему не испытывал, более того, он был ему неприятен и враждебен, однако с момента, когда тот попал к нему, Виталий ощущал какую-то неизбежную ответственность за этого парня. И еще Виталий знал, что такое первый допрос, как много от него зависит. В этом первом допросе следовало принять свойственную Виталию интонацию, которая обычно приводила к нужному результату, к малому или большому, но выигрышу, а то и к победе.

Все эти мысли и расчеты лишь промелькнули в голове Виталия, он их и не думал формулировать, а как бы ощутил в ходе начавшегося уже допроса, который от этого вовсе не прервался, и, как только Шанин послушно изменил позу, Виталий продолжал:

– …А, во-вторых, я хочу, чтобы вы до конца поняли ситуацию, в которую попали. Мы, как вы можете тоже легко догадаться, оказались на той даче не случайно и арестованы вы тоже не случайно.

– Это еще посмотрим, случайно или нет, – нервно и с угрозой произнес Шанин. – Когда отец узнает…

– Обязательно узнает, а как же, – подтвердил Виталий все тем же ровным, спокойным тоном, заметив про себя, однако, эту неоконченную фразу. – А посмотреть мы и сейчас посмотрим, случайно вы арестованы или нет.

– Даже интересно, – с показным безразличием усмехнулся Дима.

– Ничего тут интересного нет, Шанин, – вздохнул Виталий. – Сами знаете. Тут все очень серьезно и печально. Потому что вы совершили опасное преступление, даже два. Потом я предъявлю вам доказательства, а пока…

– Нет! – запальчиво воскликнул Дима. – Вы мне их сразу предъявите!

– Хорошо. Но сначала я вам эти два преступления назову, хотя вы и сами их прекрасно знаете.

– Нет, не знаю! Не знаю, представьте себе!

– Ну, ну. Не надо так нервничать, – усмехнулся Лосев. – Так вот, ваше первое преступление. Вы получили десять тонн лимонной кислоты по фальшивой доверенности и чужому паспорту на имя некоего Борисова. Вспоминаете?

– Нет!

– Вот это уже глупо, Шанин. Мы предъявим вас работникам бухгалтерии того завода, и вас все опознают. Неужели не ясно?

Дима молчал, нервно куря сигарету, и смотрел в пол. Видно было, что о такой возможности он, действительно, не подумал.

– Второе ваше преступление еще опаснее, – продолжал Лосев. – Вы – соучастник убийства и покушения на второе. Там, в воротах завода. Это вы тоже, надеюсь, вспоминаете?

– Нет! Я никого не убивал!.. – испуганно закричал Дима, и губы у него запрыгали. – Никого!.. Я… Я не вел машину!

– Это верно. Машину вел… Кто вел машину?

– Водитель вел!.. Семен!.. А я…

– А вы сидели рядом. Может быть, вы ему и велели задавить того старика?

– Вы что, с ума сошли?! – Дима рывком подался вперед. – С ума, да?

– Скорее сошли в тот момент с ума вы. И Смоляков. Человек-то, ведь, погиб, Шанин. А девушка оказалась в больнице.

– Это не я!.. Я никогда… Что вы!.. – на глазах у Шанина навернулись слезы.

– Вы давно знаете Смолякова? Вы знаете, что он уже был однажды осужден, причем за разбой?

– Ничего я не знаю! Ничего!

– Но самого-то Смолякова знаете?

– Ну, так… немного…

– Вот что, Шанин, – решительно сказал Лосев. – Давайте говорить серьезно. Потому что положение ваше тоже серьезное. Вы это уже видите, надеюсь. О Смолякове вам придется вспомнить все, что вы о нем знаете. О других ваших дружках тоже. Двоих я вам уже назвал. Назову и остальных. Но сначала поговорим о вас самих. Я хочу вас понять, хочу узнать, как вы докатились до всего этого.

– Вас это не касается, – Шанин упрямо поджал губы. – Я не собираюсь исповедоваться.

– Поймите, это в ваших же интересах, – не отступал Виталий. – Лучше, чтобы я вас понял. Вот сами смотрите. Моя задача, моя и моих товарищей, – до конца раскрыть преступление и задержать преступников. Первым оказались задержанным вы. Но вы, слава богу, сошка мелкая, на вторых ролях, так сказать. Убийца не вы, согласен. Но соучастник вы или нет? Пособник или нет? Дальше. Ведь хищение кислоты на огромную сумму совершили вы. Но разве вы инициатор, организатор, главарь? А ведь это хищение не просто крупное, а особо крупное. Чувствуете разницу? Так зачем же вам первым и единственным лезть в петлю? Вы что, хотите пожертвовать собой? Все взять на себя? Не думаю, признаться. И ради чего? Рассуждайте, Шанин. Спокойно и логично рассуждайте. Про нервы, про упрямство и амбицию, про всякие там симпатии и обещания сейчас надо забыть. Вы же видите, что произошло с вами и куда все идет.

Дима молчал. Он уже погасил сигарету и теперь сидел, охватив руками колено, и тревожно, напряженно смотрел в пол ничего не видящими, отсутствующими глазами. Кажется, он начинал кое-что понимать.

– Вы арестованы, – продолжал Лосев. – И это позволяет сказать вам то, чего бы я не мог вам сказать, будь вы на свободе. Так вот. Схема хищений, в которых вы принимали участие, нам ясна. Глинский изготавливал фальшивые доверенности – он, кстати, сегодня или завтра будет тоже арестован, – а вы получали по ним фондируемое сырье.

– Я всего один раз получил, – нервно сказал Дима, не отрывая глаз от пола.

– Вряд ли. Откуда бы тогда такая наглость, такая развязность. Вы только вспомните, как вы себя вели в бухгалтерии завода. Как привычно вы себя вели там.

– Я всегда себя так веду. Это мой стиль. Ну, такой я, да. Что из этого? – Дима, наконец, оторвался от пола и теперь с вызовом смотрел на Лосева.

– Я еще не все про вас сказал, – неприязненно заметил Виталий. – Надо бы добавить, что совести у вас нет, что любите широко и легко пожить. Так, ведь?

В ответ Дима усмехнулся, презрительно и небрежно.

– Ну, допустим, что так. А у кого есть совесть? Все хотят жить широко.

Виталий тоже усмехнулся.

– А, ведь, кое в чем вы правы, – сказал он. – Все хотят как можно лучше жить. И вы, конечно, тоже. Но даже если отбросить совесть, а к ней мы еще вернемся, и рассуждать чисто практически, то вы выбрали не лучший путь к хорошей жизни. Ну, повеселились вы, легко и широко пожили… ну, сколько месяцев вы участвуете в преступлениях?.. Говорите, говорите, Шанин. Это не так уж и опасно для вас.

– Я не собираюсь… Хотя, что тут такого? – сам себя перебил Дима и с вызовом сказал: – Ну год, для круглого счета.

– Вот. Веселились вы год. А вы знаете, сколько лет теперь вы будете вести очень скучную и очень трудную жизнь?

– Риск, конечно, – Дима как можно небрежнее пожал плечами, но вдруг поднял глаза на Лосева и неуверенно спросил: – Сколько мне дадут, как думаете? Ну, если я, допустим, признаюсь.

– Дело не только в признании, Шанин. Если хотите знать, оно нам в данном случае не так уж и нужно. Все будет доказано и без него. Сами видите. Оно больше нужно вам самим. Но за признанием суд должен увидеть раскаяние. Вот в чем дело. И тогда срок наказания, конечно, будет меньше. Да это вы все сами, наверное, знаете. Вы работаете в ПТУ?

– Да…

– Что преподаете?

– Рисование. Там по программе это требуется.

– Что же вы окончили?

– Институт культуры.

– Там вы и познакомились с Коменковым?